Взаимодействие России и Русской Православной Церкви с христианскими общинами Египта и Эфиопии во второй половине XIX — начале XX в.

“Говорим чистосердечно, что для Эфиопии нет других помощников, кроме Бога и России: мы — братья по вере и истинные неизменные друзья”¹.

Естественной основой многолетних отношений и диалога с представителями других христианских конфессий для Русской Православной Церкви (РПЦ) всегда было и остается осознание принадлежности к общей христианской цивилизации с единым базисом моральных норм, проистекающих из заповедей Христовых. Отношения РПЦ с христианами других конфессий формировались и продолжают развиваться на основе сотрудничества в таких областях, как защита традиционных христианских ценностей, отстаивание прав христиан, в том числе прав на свободу вероисповедания, миротворчество.

Началом установления отношений между РПЦ и Александрийской Патриархией можно считать визит в Александрию архимандрита Порфирия (Успенского) (1804–1885), интересовавшегося историческими корнями христианства и стремившегося к восстановлению единства церквей [Аджбан 2015:62]. Епископ Чигиринский Порфирий — викарий Киевской епархии, выдающийся русский ученый-востоковед, византинист и археолог, почетный член Императорского православного палестинского общества, — был инициатором и организатором Русской духовной миссии в Иерусалиме [Александрийская патриархия 1898, Савва (Михеев) 2017]. Как писал А. А. Дмитриевский: “Большой удачей надо признать, что для этой цели был избран архимандрит (впоследствии епископ) Порфирий — не только „по довольному им знанию греческого языка и по опытности в обращении с заграничными единоверцами нашими“, как представлял Синод, но и как человек особой духовной широты, выдающийся византинист и востоковед, историк и археолог, книголюб и бессребреник” [Дмитриевский 1910].

Несмотря на то, что архимандрит Порфирий не сумел восстановить единство РПЦ и Александрийской Патриархии, он вернулся в Россию на пароходе, нагруженном великим множеством древних реликвий, манускриптов, икон и прочих редкостей [Аджбан 2015:63]. Это способствовало оживлению интереса не только религиозных деятелей, но и ученых (лингвистов, историков, искусствоведов и др.) к Египту, в частности, к Коптской церкви, а также к Эфиопской империи.

До начала XX в. нынешние независимые государства Ближнего Востока, Аравийского полуострова и Северной Африки, включая Египет, являлись частью Османской империи. Осознав свою отсталость от европейских держав — России, Франции, Великобритании и др., в 1840-е гг. правители Османской империи начинают реформы, получившие название “танзимат” — упорядочение. В этот период все великие европейские державы настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку, зачастую маскируя политические намерения религиозными интересами. В 1841 г. в Иерусалим был назначен англиканский епископ из Лондона, а в 1846 г. латинский патриарх Иерусалима (титул, дарованный архиепископу Иерусалима латинского обряда из Рима). В аналогичном положении находилась Сирия, где в рассматриваемый период Антиохийская Православная Церковь также подвергалась натиску католических и протестантских проповедников [Лисовой 2000].

В Петербурге понимали, что восточные патриархи для успешного противостояния инославной пропаганде и прямой униатской опасности остро нуждались в поддержке православной России². При этом проблема русского присутствия на Востоке была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только подтверждать постоянно словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо империалистических поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с древними патриархатами. Любой неосторожный, и даже вполне доброжелательный по намерениям, жест легко мог быть истолкован обидчивыми греками как вмешательство в дела иной автокефальной церкви [Лисовой 2000].

13 июня 1842 г. граф К. В. Нессельроде, глава российского Министерства иностранных дел, представил императору Николаю I программу крайне осторожных по характеру российских церковно-дипломатических мероприятий за рубежом. В Иерусалим по предложению главы российского внешнеполитического ведомства должен был быть направлен архимандрит, который, по инструкции, даже не является официальным представителем, а едет как частное лицо и к тому же инкогнито [Лисовой 2000].

В первый раз архимандрит Порфирий провел в Иерусалиме около восьми месяцев — достаточно, чтобы разобраться в местных делах, войти в доверие к Святогробскому братству, в ведении которого находятся не только Храм Гроба Господня, но и все епархии и монастыри Палестины. Подробный отчет был представлен архимандритом 6 января 1845 г. по субординации константинопольскому послу: Порфирий был в двойном подчинении Министерства иностранных дел и Синода [Лисовой 2000].

Главным в отчете архимандрита Порфирия был вывод о необходимости создания в Иерусалиме духовной миссии как постоянного представительства Русской церкви при патриархатах Востока. После еще двух лет дипломатических формальностей и министерских проволочек доклад об учреждении миссии, представленный императору по-прежнему не Синодом, а все тем же Нессельроде, был утвержден резолюцией Николая I от 11 (23) февраля 1847 г. Эту дату Церковь и отмечала в 1997 г. как день основания миссии. 26 июня Синод признал полезным возложить исполнение означенного высочайше одобренного предположения на находящегося при Русской миссии в Вене архимандрита Порфирия [Лисовой 1999].

Постоянная Русская духовная миссия в Иерусалиме была основана архимандритом Порфирием в 1847 г. Задача миссии заключалась в том, чтобы представлять Русскую церковь в Палестине и других странах Востока, а также в том, чтобы осуществлять пастырское служение, культурно-просветительскую и воспитательную работу среди арабской молодежи и всего арабоязычного христианского населения. Образование Русской духовной миссии в Иерусалиме послужило также укреплению контактов между клириками миссии и клириками Коптской церкви, пребывавшими в Иерусалиме.

Став официальным руководителем Русской духовной миссии в Иерусалиме, Порфирий продолжил оказывать поддержку Коптской церкви.

Известно, что в 1851 г. греческий патриарх Александрийский Иерофей II (1847–1858) при посредничестве архимандрита Порфирия получил высочайшее разрешение на отправку в Российскую империю епископа Фиваидского Никанора для сбора пожертвований. По сообщению архимандрита Порфирия патриарх Иерофей II создал библиотеку из 1877 печатных греческих изданий и 287 рукописей, улучшил положение монастырей святого Саввы и великомученика Георгия, александрийской больницы, начал строительство в Александрии Благовещенского храма (1847–1857) и намеревался построить женский пансион в Каире и храмы в Дамиетте, Розетте, Суэце и Фиваиде. Помимо полученных епископом Никанором пожертвований, Александрийский Патриархат получил 21 мая 1855 г. от митрополита Московского святителя Филарета (Дроздова) храм святителя Николая, ставший подворьем Александрийской Церкви³. Подворье Александрийской Православной Церкви действовало в России с 1855 г. и размещалось Москве, в Никольской церкви в Подкопаевском переулке. После революции 1917 г. оно было закрыто. Александрийское подворье вновь открылось лишь в октябре 1956 г., и 28 декабря того же года под храм подворья была определена Троицкая церковь в Одессе. Здесь подворье размещалось вплоть до 1 апреля 1999 г., когда подворье Александрийского Патриархата было вновь перенесено в Москву, в храм Всех святых на Кулишках⁴.

Как известно, до 1959 г. в административном отношении Эфиопская церковь являлась одной из епархий Александрийского Патриархата, который поставлял египетского епископа в абуны (главы Эфиопской церкви). Деятельность Порфирия косвенно затрагивала и эфиопских христиан. Будучи главой Русской духовной миссии в Иерусалиме, он уделял большое внимание изучению истории Эфиопской церкви и ее литургического наследия. Своими публицистическими и богословскими трудами он внес значительный вклад в ознакомление российской общественности с Эфиопией [Российско-Эфиопские отношения 1998].

Помимо задач изучения национального уклада Эфиопии и подготовки благоприятной почвы в стране для ее последующего церковного сближения с Россией, Порфирий указывал и на необходимость политического союза с эфиопами. После возвращения из Иерусалима он представил в правительственные инстанции докладную записку “Участие России в судьбе Абиссинии”, в которой содержался подробный план установления российско-эфиопских отношений [Российско-Эфиопские отношения 1998:5].

Подчеркивая, что эфиопы подготовлены к дружбе с Россией близостью религии, особенностями духовной и политической культуры, наконец самой историей, стержнем которой стала многолетняя борьба с враждебным мусульманским окружением, архимандрит Порфирий доказывал, что Эфиопия — то здоровое ядро христианства в Африке, откуда оно могло бы быть распространено в глубь Черного континента [Российско-Эфиопские отношения 1998:6].

Архимандрит Порфирий сформулировал те задачи, которые можно было бы поставить перед представителями РПЦ в случае успешного развития отношений с Эфиопской церковью:

1. Возобновление догматического союза Абиссинской церкви с нашей, и через нее со всею православно-кафолической церковью при неизменяемости наружного богослужения, какое где есть;
2. Учреждение независимой Эфиопской иерархии посредством единовременного рукоположения двух-трех абиссинцев в сан епископский в одном из епархиальных городов России, дабы Абиссинская церковь не стесняема была невежеством и корыстолюбием коптского архиепископа, который есть раб египетского паши и игрушка европейских консулов, состоящих при этом наместнике турецкого султана;
3. Преобразование существующих в Абиссинии семинарий и открытие новых училищ для распространения просвещения в тамошнем клире и народе в духе православия и самодержавия и для развития в них вкуса к изящным искусствам, воспринятым Православной Церковью;
4. Содействие распространению христианства в сопредельных с Абиссинией странах, именно, в Нубии, Сеннааре, Кордофане, Дарфуре, Камбате, Адале и далее посредством абиссинских миссионеров и диаконис;
5. Поощрение к устроению благотворительных и богоугодных заведений;
6. Наконец, приготовление африканских крещеных племен к совместному с прочими христианскими народами соборованию в Константинополе, который, рано или поздно, будет свободным градом Божиим и местом нового, постоянного собора Вселенского, необходимого для оживления божественного чувства в народах и для возжжения света истины там, где его нет еще [Архимандрит Августин (Никитин) 2016].

Осуществить предложения архимандрита Порфирия в министерстве оказались не готовы из-за поражения России в Крымской войне 1853–1856 гг. Но основные его идеи были продолжены позднее российским генеральным консулом и дипломатическим агентом в Каире (1884–1886) действительным статским советником М. А. Хитрово, отмечавшим: “Почитая себя православными, абиссинцы с давних времён смотрят на православную Россию как на естественную покровительницу всего православия. В горах полудикой Абиссинии, как и на всем Востоке, живет смутное народное предание о могущественном белом царе, имеющем прийти, рано или поздно, с отдаленного Севера на защиту и освобождение всего восточного христианства. ... Вовлечение Абиссинии в сферу нашего политического влияния, не вводя нас ни в какие расходы и не представляя для нас никакой опасности ... могло бы сделаться весьма серьезным подспорьем для нашей общей политики” [Российско-Эфиопские отношения 1998]. Указывал М. А. Хитрово и на важное для России стратегическое положение Эфиопии: “Рано или поздно Массауа должна сделаться портом Абиссинии, которая до сих пор не имеет морских дебуше. В этом случае при сближении с Абиссинией мы могли бы обеспечить для себя в будущем благонадежный угольный склад и прекрасную стоянку в Черном море для наших военных судов дальнего плавания” [Российско-Эфиопские отношения 1998:77-78].

В сближении двух стран — России и Эфиопии, — кроме представителей РПЦ, заметную роль в сборе информации об Эфиопии сыграла “Русская православная духовная миссия” Н. И. Ашинова, а также экспедиции В. Ф. Машкова, А. В. Елисеева, Н. С. Леонтьева, А. К. Булатовича, Л. К. Артамонова. Некоторые участники экспедиций, прежде всего Н. С. Леонтьев, А. К. Булатович и Л. К. Артамонов, не только стали советниками императора и эфиопских военачальников по вопросам укрепления и усиления централизации и обороноспособности империи, но и помогли дальнейшему расширению Эфиопской империи на юг и юго-запад [Ныгусие Кассае, Дейч 2019:25]. Эти слова подтверждает М. В. Райт, которая пишет: “Эти люди много сделали для укрепления отношений между обеими странами” [Райт 1956].

Кроме того, Н. С. Леонтьев был инициатором отправки официального посольства Эфиопии в Россию с целью заручиться ее поддержкой в преддверии неминуемой войны с Италией. В апреле 1895 г. эфиопское посольство в сопровождении членов российской экспедиции отбыло в Россию. Формально целью его было почтить память усопшего российского монарха Александра III, скончавшегося в декабре 1894 г., возложением на его могилу золотого венца, и поздравить с восшествием на престол нового монарха России [Российско-Эфиопские отношения 1998:20-21]. 13 июля 1895 г. эфиопское посольство было принято⁵ в Петербурге императором Николаем II [Цыпкин 1980:21], оно находилось в Петербурге 43 дня. По словам Ч. Есмана, посольству никакой другой, даже европейской, державы в России не оказывали такого внимания [Jeśman 1958:87].

Пребывание эфиопской миссии в Петербурге получило доброжелательный отклик в прессе, что, в свою очередь, сыграло большую роль в формировании положительного образа Эфиопии в российском общественном сознании [Григорьева 2010].

Безусловно, приезд официального посольства Эфиопии в Россию стал еще одним шагом к установлению постоянных дипломатических отношений между двумя странами. Тем не менее, важнейшим стимулом стала победа эфиопов над итальянцами 1 марта 1896 г. в битве при Адуа, после которой все европейские страны поспешили установить дипломатические отношения с Эфиопией. Все крупнейшие газеты Российской империи приветствовали победу Эфиопии. Победа над итальянцами далась нелегко. Потери эфиопов составляли 4 тысяч убитыми и 6 тысяч раненными. В прессе публиковались материалы о необходимости оказания медицинской помощи раненым эфиопам. Это событие стало толчком для выдвижения идеи послать в Эфиопию отряд Российского общества красного креста. Российское правительство оказало этой инициативе прежде всего финансовую поддержку и дипломатическое содействие [Российско-Эфиопские отношения 1998:20-21]. Отряд в составе 41 человека проработал в Эфиопии 2,5 месяца, оказав помощь почти 5 тысячам больных и раненных, в том числе итальянских⁶.

Деятельность российского отряда Российского общества красного креста, которая продолжалась с 26 мая по 5 октября 1896 г., подготовила базу для установления официальных дипломатических отношений между двумя странами. Значительное место в них отводилось гуманитарно-культурным отношениям, в том числе медицинской помощи.

В феврале 1898 г. с прибытием в Аддис-Абебу первой официальной дипломатической миссии России были установлены официальные отношения между двумя государствами на уровне временного представительства. С 1902 г. в Эфиопии появилось постоянное российское представительство.

С установлением дипломатических отношений открывались возможности для развития разнообразных, в том числе, духовных и культурных российско-эфиопских связей. Через несколько месяцев после открытия в Эфиопии официальной дипломатической миссии России в Аддис-Абебе начал работу постоянный русский госпиталь, в котором работали врачи и младший медицинский персонал из России. Деятельность русских врачей весьма способствовала высокому авторитету России в эфиопском обществе и при дворе императора Менелика II.

К началу ХХ в. весь африканский континент оказался под колониальным гнетом европейских держав (Египет также на полвека был превращен в колонию Великобритании), и Эфиопская империя сохраняла статус единственной свободной страны в Африке благодаря военной и дипломатической помощи России.

Тем временем, в 1902 г. император Менелик II с целью расширения двусторонних отношений, в том числе межцерковных, отправил в Россию со специальной миссией эфиопского первосвященника абуну Матауса. Ему поручалось ускорить в Петербурге принятие решения о назначении в Эфиопию нового полномочного представителя России, добиться выделения Россией Эфиопии восьмимиллионного кредита, а также содействия со стороны российского императора в решении болезненного для Эфиопии вопроса о ее владениях в Иерусалиме [Российско-Эфиопские отношения 1998:26-27].

Исхак Ибрахим Аджбан, профессор Новой и современной истории Института коптских исследований, составитель книги “Отношения между двумя Церквами — Коптской и Русской — в XIX-XXI веках”, описывает визит эфиопского посольства следующим образом: “Авва Матаус (Матфей) XI, митрополит Абиссинский 110-й (1902–1926) — коптский митрополит и египетский подданный, предпоследний митрополит в ряду коптских митрополитов Абиссинии (Эфиопии). Посетил Российскую Империю через несколько месяцев после возведения своего на Абиссинскую митрополичью кафедру по поручению Императора Абиссинского Менелика II (1889–1913). Цель визита заключалась в том, чтобы передать благодарственное послание Абиссинской (Эфиопской) империи Российской империи и Всероссийскому Императору Николаю II (1894–1917) за заботу и попечение, выразившиеся в отправке врачей и медицинских братьев в Абиссинию. Русское государство пожаловало митрополита несколькими орденами и знаками отличия” [Аджбан 2015].

В 1914 г. Османская империя вступила в Первую мировую войну. В декабре 1914 г. турецкие власти в Палестине распорядились всему русскому мужскому населению покинуть Святую Землю и выехать в Александрию. Начальник миссии архимандрит Леонид (Сенцов), весь состав миссии и старшие сестры обителей были высланы из Палестины⁷. Храмы были закрыты, а помещения миссии, монастыри и паломнические приюты были заняты турецкими войсками.

В конце 1914 г. по инициативе Русской духовной миссии в Египте был основан первый русский православный храм. Одновременно в Александрию прибыла группа русских православных паломников, собиравшихся посетить святые места. Русское консульство сняло особый дом на улице Эр-Рамла (ныне улица Саада Заглула) в Александрии⁸. Впоследствии это здание стало называться Русским Домом. Одну из квартир второго этажа приспособили для устройства храма, который был освящен в честь св. Александра Невского.

Заключение

Начало ХХ в. стало эпохой испытания для трех стран: России, Египта и Эфиопии. События русско-японской войны и последовавшей за ней революции 1905 г. ослабили политику России по африканскому направлению. Во внешнеполитических отношениях России на первый план выходит европейское направление. Произошла существенная переориентация российской внешней политики от конфронтации с европейскими державами, в частности Великобританией, к союзу с ней в рамках Антанты.

В 1882 г. Египет был оккупирован британскими войсками и, хотя формально продолжал считаться автономной частью Османской империи, но фактически стал колонией Англии. Несмотря на то, что он имел свое правительство и представительные учреждения, вся полнота власти сосредоточилась в руках британского генерального консула, непосредственно контролировавшего финансы, полицию и вооруженные силы, и английских советников, находившихся во всех министерствах и ведомствах.

Что касается Эфиопии, в декабре 1906 г. три державы — Великобритания, Франция и Италия — подписывают Лондонское тройственное соглашение, согласно которому Эфиопская империя была поделена на сферы влияния. Соглашение было заключено за спиной Эфиопии, которая узнала о нем лишь после его подписания. Чтобы выйти из создавшегося положения, руководство Эфиопии попыталось привлечь в качестве союзников-покровителей Германию, Австрию, США, Бельгию, Швейцарию и даже Турцию. Но перечисленные державы не могли заменить Россию, которая в силу принадлежности к восточно-христианской культурной и духовной традиции неоднократно в истории Эфиопии возвращалась к ней как спасительница. С нашей точки зрения, можно согласиться с мнением императора Менелика II относительно того, какую значительную роль сыграла поддержка России на протяжении рассматриваемого периода в судьбе Эфиопии.

Отношения и деятельность. Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-014-41002 “Взаимодействие России и Русской Православной Церкви с мусульманскими и христианскими общинами на Ближнем Востоке”.